Юрий Любимов: Я всегда считал себя вольным человеком…

Ушел из жизни выдающийся режиссер и основатель Театра на Таганке Юрий Любимов. Он скончался 5 октября на 98-м году жизни в Москве в Боткинской больнице. 30 сентября Юрию Любимову исполнилось 97 лет.

+1 фото

О вечной  теме «художник и власть»

Юрий Любимов : Я в какой-то мере всегда считал себя вольным человеком. Но я отстаивал свои спектакли, и только. Ни с кем не воевал, никого ни в чем не агитировал. Мне пришили ярлык, что Театр на Таганке – политический театр, но это неправда. Возьмите мой репертуар – Достоевский, Пушкин, Чехов. Мне предложили поставить «Мать», я подумал за лето и сказал: хорошо, «Мать» я поставлю. Потом они ее закрыли. Они мне предложили «Что делать?», я поставил «Что делать?». Даже это умудрился, и что удивительно – публика ходила! Но чиновники и «Что делать?» запретили. Начали делать замечания, все вырезать, чистить. Я говорил: это же неприлично, Ленин сказал, что его это произведение буквально перепахало. Не любовный же треугольник его перепахал – Инесса, он и Крупская, а идеи Чернышевского, Добролюбова... В общем, как всегда, начал свою идиотскую полемику вести. А когда они меня душили окончательно, я писал жалобы, как и положено. Люди, которые любили театр и составляли речи для вождей, в хорошую минуту жалобу подчеркивали, чтобы меньше было читать, и пред светлые очи представляли: может, можно помочь, собственно, за что его колошматят? Люди к нему ходят. Ставит он «А зори здесь тихие...», «Мать», «Десять дней» – наш человек, а его все бьют...

– Вы до сих пор признаете только одну диктатуру – диктатуру режиссера в театре?

– Свой строй в театре я бы лучше назвал просвещенной монархией.

– Но главным условием для творчества вы по-прежнему считаете свободу?

– Безусловно. Если театром руководит просвещенный человек, у него свобода осознанная. Режиссер должен думать о том, какая физиономия у существа, которое он возглавляет. Злое это лицо или оно притягивает внимание и люди хотят на него посмотреть: что же это за театр такой и чем он отличается от других?

– Почему тогда многие люди, которые в прошлом считали себя диссидентами, сейчас вдруг заговорили о необходимости цензуры?

– Каждый ищет только свою тропку, а не большую дорогу... На большой дороге обычно убивают друг друга.

– Тогда давайте разграничим свободу и вседозволенность. У вас есть граница, которую вы никогда не переступите?

– Это граница моего вкуса и граница жанра, которым я занимаюсь...

– ...и в рамках которого вам когда-то удалось сломать сознание целой страны.

– Я не собирался никого ломать. Я просто, прочтя Брехта, который тогда для нас был как инопланетянин, начал думать, как его можно поставить. Я преподавал в Вахтанговском училище, предложил это на кафедре, на что получил возражение: Брехт – автор, далекий от России, через него нашу эмоциональность и духовность никак не передать, но если уж я так настаиваю, то можно попробовать сочинить со студентами спектакль «Добрый человек из Сезуана»...

А надо сказать, к тому времени я уже был заслуженным артистом и лауреатом Сталинской премии. Зря документы переменил на Государственную, – сейчас бы раритет имел. Мне три раза приказывали поменять, но можно было бы наврать, сказать, что потерял, да и все. Но была такая дисциплина...

– А эзопов язык был?

– У меня не было. Это высокое начальство говорило про нас всех: держат фигу в кармане. За мной все записывали. У меня в кабинете висело семь проводов. Однажды, рассвирепев, разрезал провода, запер кабинет и ушел на выходные. Когда вернулся, все было аккуратно восстановлено, все семь проводов висели на месте. Они, видимо, решили: ну нервный, хрен с ним, починим... А как по телефону все разговоры прослушивали – прямо в трубку хохотали.

– Вас просто любили...

– Любили... Материально бы тогда помогли – так нет же.

– Вы дело свое когда-нибудь видели?

– Только в руках у Гришина, первого секретаря Московского горкома партии, когда он вызвал меня для проработки и сказал, что я сделал из своего рабочего кабинета какой-то сортир. А по поводу надписи Вознесенского он сделал замечание, которое вошло в историю. Андрей первый на стенке после «Антимиров» размашисто расписался: «Все богини, как поганки, перед бабами с Таганки». Гришин сказал, что «там этот тип написал: все гражданки, как поганки, перед бабами с Таганки, оскорбив тем самым всех женщин Советского Союза...» Я потом Андрея разыгрывал: а член-то политбюро лучше тебя срифмовал...

– В те годы ведь закрыть театр для властей было раз плюнуть...

– Они это и делали. Хотели сломать мою знаменитую стену – подвезли шар, но мы сели и сказали: ломайте, а мы будем сидеть. Они хотели не то что здание – наш поиск сломать. Перечеркнуть то, что я, предположим, в зрелом возрасте, в 45 лет, бросил свою актерскую профессию. Об этом мало вспоминают, но тогда мне говорили: ты сумасшедший, зачем тебе это нужно, играешь  – и играй…

О буднях и праздниках

Юрий Любимов : Я не любитель юбилеев. Однажды, когда я уехал и работал в Финляндии, мне туда Ельцин прислал поздравление. И вместе со всей свитой посол пришел на репетицию в театр. А финны этого не понимают – они испугались: посол рвется на сцену, пускать его, нет? Я спрашиваю: они с арестом пришли?  – Нет, с букетом цветов. – Тогда тем более пусть войдут, чтобы не было обострения отношений...

– Про вас писали, что выше театра вы цените семью.

– Это придумали артисты в своем эгоизме и беспрерывном бурлении. Если бы я их не любил, я бы театром не занимался. А они говорили: он то уедет, то приедет, да как же нам быть. Но уезжал я весьма редко. Меня выпускали только раз в год. Такой был закон. Даже когда у меня сын за границей родился и я хотел новорожденного на руки взять, мне сказали: вы уже там были. Я взорвался: у вас же соглашение есть, почему венгры ездят сюда, а мы не можем? Вы и тут нарушаете – одно объявляете, другое делаете? Только после скандала меня выпустили, и я увидел Петю. Есть такая традиция, что отец должен взять новорожденного и вынести его на своих руках...

О конфликте и уходе с Таганки

Юрий Любимов : Господа из управления культуры задавали мне вопрос: вы можете назвать имя своего преемника? Да, говорю, я думал и даже приглашал и работал с блестящим мастером – Тадаши Сузуки, японцем, который приехал и ставил на Таганке спектакль. Это было сложно, у него свои методы, я послал актеров в Японию, они прошли его мастер-класс. Мастер признал, что мои артисты работали даже лучше, чем его. Но он работает с палкой. Понятно? Там много бамбука, и если вы плохо протянули ногу, а он уже говорил, как надо было, он бьет по ноге, чтобы актер понял, что надо дрессироваться и все правильно делать. Так же работала и Ваганова в Питере. Она тоже била, чтобы выше ногу держали, чтобы шпагат развивался. Тогда и выходили прекрасные балерины... Это жесткая профессия, чтобы вы знали, а не то что – выходи и ублажай...

Возможен ли компромисс? Нет, компромиссов в искусстве быть не должно… Что дальше будет с театром? Я не знаю… Нельзя, чтобы профессионалы и сильные в своей профессии люди уезжали от нас, а мы звали оттуда специалистов. Этот порочный круг власть должна разорвать, если она хочет процветания своему народу. Вот что я вам хочу ответить…

P.S. Что, по-вашему, в людях стало хуже: душа или язык?

Юрий Любимов : Да и то, и другое...

Ирина КОРНЕЕВА. Из интервью Юрия Любимова «Российской газете».
 
По теме
О пожарах за прошедшие сутки - МЧС Ставропольского края Всего в Ставропольском крае произошло 10 пожаров. Из них 5 на открытой территории, еще 5 в частных домовладениях.
МЧС Ставропольского края
Поделились опытом - Краевая больница 24 марта 2024 года сотрудники Ставропольской краевой клинической больницы приняли участие в конференции с медицинской общественностью Пятигорска,
Краевая больница
Поэты и писатели земли Ставропольской - ЦБС города Лермонтова Кавказская земля подарила миру  своих замечательных деятелей культуры. Не только в нашем крае, но и за его пределами известны имена ставропольских писателей и поэтов.
ЦБС города Лермонтова